Тетя Тимошенко: "Юля живет с Шуфричем? Это все сплетни Бродского"

— Самый крупный ваш бизнес это, я так понимаю, "Беютага", которой руководит ваш зять Руслан Шарапов...

— Нет, я так не говорила. Я говорила, что мой зять был директором фирмы "Беютага". Теперь он руководит другой частной фирмой. У нас была фирма, которая загибалась. Не хочу назвать ее... Вы ж знаете, как у нас, — только появляется название, так сразу...

— А чем она занималась?

Деоккупация юга страны – как украинские военные отвоевывают территории

Запрет на передвижение по стране для военнообязанных – все детали

Ракетные удары по мирным украинским городам - июль 2022

Ядерный терроризм россии

— Торговлей, немножко производством и оказанием услуг. В течение года она принесла одни убытки. Мы с зятем поговорили и попросили его взять эту фирму. Он ответил, что две фирмы, "Беютагу" и эту, не может. По одной причине — если что-то делать, то нужно делать что-то одно. Сейчас "Беютагой" руководит Валентина Дьяченко. А Руслан с поставленной задачей справился. Через 1,5 месяца после его прихода фирма начала приносить прибыль.

— Миллион долларов оборота в год у нее есть?

— На "Беютаге" есть. Оборот у нас примерно 500—600 тысяч гривен в месяц. Прибыль на "Беютаге" есть, но мы вкладываем ее в производство, в оборудование.

— А как так получилось, что Кучма у вас этот гранитный бизнес не отобрал, хотя ЕЭСУ уничтожил?

— С ЕЭСУ было сложнее, они были там посредниками и инвесторами. Инвестор когда гибнет? Когда идут неплатежи со стороны тех, в кого инвестировали. Эти деньги были разбросаны. У нас гранитный бизнес невозможно было отобрать, потому что, во-первых, мы ничего не приватизировали. Мы в чистом поле строили завод, на законно отведенной земле в поселке Токовском. Мы не брали государственную землю в аренду, мы отвели себе землю, получили все разрешения и лицензии, и все, что было нужно. Только после этого начали добычу гранита.

— А почему ваша дочь Татьяна и Женя Тимошенко занялись не каким-то серьезным бизнесом, а общепитом?

— У кого к чему лежит душа. У моей дочери, например, от Бога искусство готовить еду, еще с детства. Это есть и у меня, и у моей сестры.

— Но она ведь лично не готовит еду в "Золотой рыбке"?

— Это кто вам сказал? Это все ее рецепты, без снятия ею пробы там никакая еда не выходит вообще. Вы пообщайтесь с общепитовцами и узнайте, что такое там руководитель. Это от закупки, определения поставщиков, определения политики предприятия, его уровня и внешнего вида... Это ее бизнес. Он у нее сегодня сосредоточен в одном месте. И знаете, почему? Потому что, если делаешь хороший бизнес, то все, что сегодня ты заработал, то вложил в новое оборудование.

— А чем отличается кав'ярня "Золотая рыбка" от кафе "Золотая рыбка"?

— Кав'ярня имеет только кофе, чай, ну и кондитерку какую-нибудь — десерты, а кафешка — там с обслуживанием... После четырех часов вы можете что-то индивидуальное заказать, там же можно и пообедать, это так называемый фастфуд.

— А кто Жене посоветовал открыть "Вареничную"? Сестра?

— Нет. И одна, и другая советовались с семьей, а мы не противились их желанию. Мы сторонники украинской кухни, а предприятия девочек — это противовес "Макдональдсу".

— А популярны в Днепропетровске эти заведения из-за того, что они принадлежат тимошенковской семье?

— Никто этого не знал, пока об этом не сообщили СМИ. У нас же люди воспринимают это как бизнес Юлии Тимошенко. За последний день-два уже тысячи людей пришли туда и спросили, какие цены Юля поставила?

— Ну это же такой отличный пиар!

— Ну его к черту, такой пиар. Кто-то приходит с добром, а кто-то... Не добавляйте нам пиара. Этому бизнесу всего только 2—3 месяца.

— Мы в канун 2006 года брали интервью у Александра Тимошенко, и он сообщил, что, когда Тимошенко станет премьером, он займется реализацией программы уничтожения хрущевок, вместо которых будет строиться новое жилье, даже есть инвесторы, которые готовы в это дело вкладывать деньги.

— Я знаю, о чем вы говорите. Я думаю, что эта программа будет выполнена. Она начнет выполняться в Киеве, а я буду бороться и за Днепропетровск, потому что я заинтересована... Ведь у нас проспект Кирова рушится.

— А куда исчез Александр Тимошенко? Что-то его на людях не видно. Ходят слухи, что он с Юлией Владимировной не живет уже с 1999 года...

— Никуда он не исчез. Жаль, что вы не видели, как Александр Геннадиевич отметил ее день рождения. Очень романтично это было. Утром все спрятались... 300 гелиевых шаров с серпантином "облепили" все потолки комнат. И когда Юля вышла из комнаты, то увидела их и розочку, привязанную около спальни. Александр очень романтичный человек, он добрый. Он очень болезненно воспринимает, что происходит вокруг, он очень сильно переживает, когда какие-то статьи читает.

— А вот Михаил Бродский заявлял давеча, что Александр Геннадьевич с Юлией Владимировной не живет с 1999 года. И мол живет она с Нестором Шуфричем...

— Если бы это было, я бы об этом знала. А так это все сплетни. Это все Мишина склонность к скандалам, чтоб поднять свой рейтинг. Это не первый раз.

— А шары на день рождения Юлии Александр развесил в Днепропетровске?

— Нет, в Киеве.

— Это в том доме в Конча-Озерной, в поселке "Срибна затока", о котором так много писали?

— Да. Именно там.

— Так это таки дом Тимошенко? Он тянет на 3—5 миллионов долларов...

— Остановитесь. У Юли дома нет. Это не ее дом. Этот дом приобретен вскладчину. Это семейный дом. Я сейчас с вами по телефону говорю из него.

— А вот вы говорили, что Тимошенко вся семья собирает на "Луи Виттон"?

— Если бы у вашей мамы так случилось, что она не работает, а ей надо быть в обществе, то что, она бы шла к соседям одалживаться? Если есть какая-то покупка и она превосходит чьи-то возможности, то мы помогаем.

— А что, у мужа Тимошенко нет денег?

— Да нет. Юле просто в этом помогают и муж, и семья. У Жени ведь тоже есть многоплановый бизнес, "Вареничная" — это только хобби.

— А какой же у нее бизнес?

— А вы с ней поговорите.

— Антонина Николаевна, говорят, президент Ющенко не очень-то хочет видеть Юлию Владимировну на посту премьера, что, в свою очередь, не добавляет душевного здоровья вашей племяннице. Как в эти минуты большая семья Тимошенко поддерживает ее?

— Неважно, что кто-то там говорит, важно, что говорит и делает президент. На сегодня Виктор Андреевич добился того, что те, кто сомневался ставить свою подпись под коалиционным соглашением, ее поставили. Поэтому я не могу с вами быть согласна, что президент не хочет... Это, во-первых, а во-вторых, мы — ни Юлия Владимировна, ни мы — не переживаем по этому поводу, а именно за пост премьера. Нас больше волнует коалиция. Мы понимаем, что коалиция шаткая, с перевесом всего в 2 голоса. В этой ситуации сложнее принимать решение — кто-то может заболеть, или еще что-нибудь.

— Что делает Тимошенко для того, чтобы получить большую поддержку для своей политической силы на Юго—Востоке?

— Любой процесс, который идет в умах людей, начинается с какой-то точки, и этот маховик бывает невозможно остановить, поэтому я считаю, что многие люди у нас, на Востоке, тоже начали разбираться. У нас была проблема, связанная с информационной блокадой. Например, мы выиграли в Верховном суде возврат всех социальных льгот для граждан, но если у нас в Днепропетровске мы рассказали об этом людям, то в Донбассе, в других регионах Юго—Востока это сделать было сложнее.

— Какова позиция днепропетровских бютовцев по поводу предания русскому языку государственного статуса, НАТО, УПА?

— А почему вы считаете, что это важные вопросы? Я могу сказать по-другому, что вопрос языка на сегодняшний день не стоит остро, потому что русский никто не уничтожает, его не преследует...

— Но ведь русских школ становится все меньше и меньше…

— А я вот считаю, что по поводу украинского языка тоже ничего не происходит, его не развивают, как не жаль об этом говорить...

— А вы сами говорите по-украински?

— Я говорю, но так, как говорят все восточные украинцы – с большим акцентом. Спілкуватися українською мовою я вмію і люблю, але в эфірі я боюсь, бо бувають русизми так звані, бувають такі слова, що я швидко не можу згадати...

— Так а чего за 16 лет не смогли его выучить?

— Это не "не можете", это "не хотите". Не было необходимости.

— А сейчас есть?

— Да. Сейчас я его учу.

— А вот по поводу вступления Украины в НАТО какую позицию занимаете?

— Сначала нужно хорошо узнать, что такое НАТО, а потом принимать решение. Мы готовы верить лидерам, поскольку они у нас имеют доверие, но другим людям нужно в этих вопросах разобраться. Мы четко и ясно понимаем, что нам нельзя от Европы отрываться далеко, так как европейские страны стоят на рельсах и идут как скорые поезда. Мы только не успеваем. Поэтому считаю, что у Европы мы можем почерпнуть много хорошего, но я еще и человек здравый, потому что оттуда мы можем почерпнуть не все, что нам будет приемлемо. Поэтому думаю, что государство нам сегодня должно такую вот программу познавательную о НАТО сделать.

— Так вы за вступление Украины в НАТО или нет?

— Я за объединение европейских государств на любом уровне, но я должна знать четко и ясно ... Я не могу сказать за я или против...

— А Юлия Владимировна за и против?

— Не знаю, на эту тему я с ней не разговаривала.

— А вы за реабилитацию ОУН—УПА?

— Я хочу, чтобы мы честно и со всеми открытыми фактами знали истинную историю этого движения и тогда мы можем сделать вывод. Я уверена, что многие люди из них искренне боролись за свободу Украины. Я многих людей знаю с Западной Украины. Поверьте, они не кровожадные, не злобные... Поэтому я не могу поверить в то, что люди способны на какие-то выходящие за рамки здравого смысла поступки. Бороться за свою страну сложно, это требует героизма. Но не все средства хороши. Было очень много происков КГБ... Думаю, что самое важное сейчас — открыть все архивы, увидеть истинную суть. Не только для нас, но и для тех же воинов УПА. Я думаю, что они также многого не знали, но они искренне боролись за свою страну.

— То есть вы не против реабилитации ОУН—УПА?

— Не против, но только тех, кто боролся за свою страну.

— А в отношении России. Вот сейчас Юлия Владимировна заняла такую позицию — нужно остановить Россию.

— Знаете, что я вам скажу, мне в России что-то нравится, что-то не нравится. Нас с русским народом практически не разделить. Мы выросли в одной культуре, воспитывались на одних примерах, идеологии. У нас много общего.

— А Путин вам нравится?

— Я его слишком мало знаю, чтобы сказать, нравится или нет. Но мне нравится, как они защищают престиж государства. Мне нравится, как они патриотическую тему подняли в своем кинематографе — в "Сибирском цирюльнике" и фильме "Офицеры". Как они подняли престиж таких профессий, как милиционер и налоговый полицейский.

— А что не нравится?

— Не нравится великодержавный шовинизм. Не нравится чувство превосходства во многих высказываниях. Очень не нравится Черномырдин, его неуважительное отношение к любому нашему поступку, к любому нашему обществу. Понимаете, нужно сначала самому быть совершенством, а потом судить о недостатках других. Мне не нравятся провокации против нашего флага, наших традиций, наших святынь.

— А ваше отношение к Екатерине Второй?

— Это была крепкая правительница, шаг вперед по сравнению с тем, если бы на престол взошел ее муж. Если бы это произошло, то не знаю, что было бы с Россией. Умная женщина, тонкий политик, смогла выбирать преданных себе людей. Но если по книгам судить о ее личной жизни, то можно сказать, что любое самодержавие, любое единоличие ведет к вседозволенности.

— Нужно ли ей поставить памятник в Днепропетровске, ведь ваш город когда-то назывался Екатеринославом?

— Если мы придаем памятникам чисто исторический штрих, что люди что-то сделали для города Днепропетровска, то тогда это нормально. Где-то должен быть памятник Екатерине, где-то Потемкину, где-то памятник и нашем кошевым атаманам... если чисто в историческом ракурсе.

— Так стоит поставить памятник Екатерине?

— Нет, ставить не надо.

— А вы верующий человек?

— Я вообще выросла атеистом, но есть такие моменты, в которые я верю. В церковь я не хожу. Я только в Крещение хожу. Я верю в святую воду и в "Отче наш". И хожу ставить свечки. Иконы в доме, правда, у меня есть. Когда я была в свое время в комсомоле, я с этим очень сильно боролась. Я была комсоргом завода "Электровозостроительного", ходила в комсомольские патрули около церкви. Мы никого не трогали, но комсомольцев на бюро вызывали.

— А коммунистом были хорошим?

— Я была убежденным коммунистом. Когда писала заявление о вступлении в КПСС, то указывала, что хочу быть похожей на Свердлова, Артема, как наш секретарь парткома. Я искренне в это верила. Потом в КПСС я разочаровалась. Некоторые элементы в руководящих работниках меня разочаровали.